Меня всегда удивляла способность большинства людей следовать двум и более диаметрально противоположным идеям одновременно. Казалось бы, поселившись в одной голове, они должны вызвать когнитивный диссонанс, раздвоение личности, привести организм к шизофрении и, в конечном итоге, к гибели. Но нет, чем ниже интеллектуальный уровень индивида, тем большее количество отрицающих друг друга версий действительности могут свободно сосуществовать в его мозгу.
Буквально вчера мы отметили очередную годовщину начала Великой Отечественной войны. По этому случаю СМИ освежили в памяти граждан основные её проблемы и этапы, так что разумно будет проиллюстрировать заявленный тезис примерами из военного прошлого нашей страны, отношения общественности к некоторым эпизодам войны. После чего нам будет легко провести аналогию с днём сегодняшним.
Итак, существует распространённый миф, равно поражающий неокрепшее сознание не только либералов, но и патриотов, и даже коммунистов, особенно тех из них, кто в школе учился плохо, в результате чего, накопленный объём знаний (вернее, их отсутствие) не позволяют критически анализировать поступающую информацию и отделять ложь от правды. Миф этот заключается в утверждении, что немцев в войну мы «трупами завалили» и что погибло десять советских солдат на одного немецкого (особенно талантливые называют и худшее соотношение потерь, вплоть до 100 к 1, но это уже явно клиенты психиатра).
Между тем, простое сравнение людских потенциалов СССР и воевавшей против него коалиции, показывает, что при соотношении потерь даже 1 к 5 уже к концу 1943 года в СССР просто кончились бы мобилизационные ресурсы – оставшиеся два года было бы банально некому воевать. Главные потери понесло мирное население оккупированных территорий, потери же войск вполне сопоставимы не только с общими потерями коалиции, но даже с потерями одной только немецкой армии.
Но в нашу задачу сегодня не входит развенчание мифа о «миллиардах азиатских варваров», затопивших своей численностью «героических арийцев». Следующий шаг, который делают верующие в «трупами завалили» – утверждение (кстати, вполне справедливое), что американцы молодцы – позволили другим вынести на себе всю тяжесть войны и потерь, явились к разделу трофеев, потери понесли минимальные, дивиденды получили максимальные и у них надо учиться.
Как я уже отметил, утверждение о необходимости перенять американский опыт ведения войны чужими руками, за чужой счёт и на чужой территории, совершенно справедливо и его стоит претворить в жизнь. Но если мы обратимся к дню сегодняшнему, то увидим, что именно этот алгоритм действий принят Россией в глобальной конфронтации, навязанной нам США, и именно он по непонятным причинам подвергается критике со стороны людей, противопоставляющих «умных» американцев «глупому» советскому руководству.
Кстати, руководство СССР было вовсе не так простодушно, как думают о нём «стратеги», с трудом осилившие одну газетную статью в жизни. На деле Сталин также пытался остаться вне войны до того момента, пока западные империалисты не доведут друг друга до нужной кондиции. И первоначально ему это удавалось. СССР не вступил в войну ни в 1938 (Чехия), ни в 1939 (Польша). Сталин почти дотянул до лета 1942 года, когда перевооружённая РККА должна была стать непреодолимым препятствием для агрессии. Но кто ж знал, что Франция (сильнейшая армия мира по оценке военных экспертов того времени) рухнет за месяц?
Тем не менее не вступив в войну в момент нападения Германии на Чехию (с которой у СССР и Франции был договор) и согласившись в августе 1939 года на пакт о ненападении с Германией, Сталин избежал создания единого антисоветского фронта западных «демократий» и нацистской Германии. После 1-го сентября 1939 года такой антисоветский союз стал временно невозможен и это спасло СССР. Да и в вопросе подготовки к отражению гитлеровской агрессии выигранное время сыграло определяющую роль. Это новые танки, новые самолёты, новые дивизии и даже воссозданные перед войной танковые корпуса – всё то, что позволило в 1941 году, хоть и большой кровью и невероятными усилиями, но сорвать блицкриг, чем и был предопределён исход войны.
В начале ХХI века Россия находилась в положении худшем, чем СССР в 30-е годы. Тогда Запад был разъединён, ныне он весь согнан в НАТО и ЕС и находился под чутким управлением США. Экономика СССР в 30-е годы находилась на подъёме, российская к концу 90-х стагнировала. Советское общество было единым и сплочённым. В России конец 90-х ознаменовался обвальным падением авторитета власти и ростом антиолигархических революционных настроений.
Между тем цветные перевороты 2003-2004 года в Грузии и 2004-2005 года на Украине показали, что после интеграции Прибалтики а НАТО Запад не остановился. Он и дальше намерен продвигаться в им же признанную сферу российских исключительных интересов, которой являлось постсоветское пространство. Противостоять ему в лобовой конфронтации Россия не могла. Это было даже более самоубийственно, чем гипотетическое решение СССР в 1938 году вступиться за Чехословакию или отказаться в 1939 году от договора о ненападении с Гитлером, оказавшись перед лицом объединённого Запада.
Когда сейчас многие эксперты и политики говорят, что надо было двадцать лет проводить на постсоветском пространстве аналогичную американской политику и тратить деньги на формирование пророссийских 5-х колонн в противовес проамериканским, они забывают, что у Запада было на порядки больше ресурсов и в борьбе коррупционных предложений он однозначно выигрывал. Более того, Запад ничего не имел против того, чтобы Россия в такую борьбу вступила и надорвала свои силы. Американцы и европейцы с удовольствием приглашали представителей соответствующих российских ведомств на разного рода семинары, конференции и тренинги, где охотно делились технологиями «мягкой силы».
Однако российское руководство выбрало другой метод борьбы, оказавшийся куда более эффективным. Во всяком случае в результате последовательного 15-летнего применения стратегии выжидания Москва заставила своих оппонентов кого истерить и грозить горячей войной, а кого начать вслух размышлять о сепаратном мире с Россией (пока ещё можно избежать безоговорочной капитуляции).
Что, собственно, произошло?
Во-первых, ресурсы Запада были хоть и огромны, но не бесконечны. Три десятилетия политики присутствия всюду, подкупа элит, долларовых дождей над неправительственными организациями, локальных войн и свержения непослушных и неподкупных постепенно истощали и наконец истощили его материальную базу. Неконфликтующая, только иногда (как 08.08.08) по мелочам и в меру огрызающаяся Россия, наоборот, сумела до конца 2013 года сохранить восходящую динамику, а впоследствии глобальный кризис её едва задел.
В общем, ресурсы Запада истощались, а ресурсы России росли. И даже в кризисные годы Запад терял значительно быстрее, чем Россия. К началу 10-х годов в Вашингтоне с удивлением обнаружили, что проигрывают гонку на истощение презираемой и списанной со счетов «стране-бензоколонке».
Во-вторых, позиция России формально базировалась на исключительном и безоговорочном следовании духу и букве международного права. В результате все недовольные американской гегемонией, а в таких случаях обиженных всегда больше, чем бенефициаров, становились естественными бесплатными союзниками России.
Соревнование за союзников было переведено Москвой из затратного советского формата (когда СССР платил за «социалистический выбор народа» не меньше, а зачастую и больше, чем США, платившие элите за выбор капиталистический) в новый неудобный для США формат. Россия никому ничего не платила. Она лишь предлагала взаимовыгодные экономические проекты, на которых могли заработать все: и Россия, и страна-союзник, и союзная элита.
В результате даже для простого блокирования российской внешнеполитической активности США вынуждены были тратить всё больше и больше. Ведь надо было чем-то, кроме грубой силы (которая, кстати, тоже стоит недёшево) перебивать российские предложения.
В общем, 15 лет (с 2000 года) США бегали, затыкали дыры, по второму и третьему разу покупали уже купленных союзников, в то время как Россия получила возможность сосредоточиться на решении внутренних проблем (восстановлении армии, экономики, создании адекватного задачам управленческого аппарата, накоплении резервов) и, ни гроша не тратя (ещё и периодически немало приобретая на запуске взаимовыгодных экономических проектов с третьими странами) резко повысить свой международный авторитет.
Если сравнивать с мировыми войнами, то Россия фактически смогла занять даже не позицию, идентичную позиции США во Второй мировой войне (тогда американцы все-же вынуждены были воевать на Тихоокеанском ТВД с Японией), а такую позицию, как США занимали в Первую мировую войну. Когда их войска начали появляться в Европе в конце 1916 года (когда поражение Германии было уже решено), а попали на фронт и приняли участие в боевых действиях только в 1918 году, добивая уже агонизировавшего противника.
Для того, чтобы сбить Россию с этой позиции, заставить её «воевать как все» и тратить ресурсы наравне с Европой и США, был затеян украинский кризис. В Вашингтоне прекрасно понимали, что заходя на Украину они заходят на национальные российские территории и считали, что здесь-то уж России не удастся остаться в стороне от конфликта.
Частично это предположение оправдалось. Россия была вынуждена решить крымский вопрос и не могла не поддержать восставший Донбасс. Несмотря на то, что формально Москва в конфронтацию с Киевом не вступила, США смогли продавить решение о введении коллективным Западом санкций.
Однако, дав дозированный ответ в виде контрсанкций, в целом Россия вновь ушла от конфронтации, инициировала переговорный процесс и смогла сохранить ситуацию, в которой Запад расходовал ресурсы, а Москва накапливала. В последние два года (без трёх месяцев) это называется политикой Минска.
Ещё со времён Карла XII известно, что если русские чему-то учатся у Запада, то затем начинают применять освоенную технологию творчески – на порядок более эффективно, чем её западные изобретатели. Вот и сейчас, не вступая в конфликт формально, только за счёт минского процесса Россия может выиграть глобальное противостояние в целом – добиться того, ради чего США дважды приходилось посылать в Европу миллионные армии.
Дело в том, что каждая очередная попытка организовать «последнюю и решающую провокацию», на которую Россия не сможет не отреагировать, стоит Западу всё дороже и дороже, а значит, уже иссякающие ресурсы расходуются всё быстрее и быстрее. Ещё пару лет такой политики и Россия достигнет стратегического паритета (одна – со всем Западом). У неё, конечно, не станет больше денег, чем у тех, кто всё ещё печатает мировую валюту и её совокупные экономические мощности будут меньше. Но вот соотношение доходов и расходов (финансируемых проектов и отдачи от них) у России будет явно значительно лучше. Российская система будет просто эффективнее западной, перегруженной несостоявшимися государствами так же, как сейчас западная финансово-банковская система трещит под грузом мусорных активов и невозвратных кредитов.
И вот эту-то политику, когда цели войны достигаются не только без войны, но ещё и с прибылью, критикуют отечественные милитаристы, называя её «минским сговором» и «минским предательством». При этом тут же предлагая «учиться у США» и не замечая того, что проводимая политика как раз и является творческим переосмыслением и развитием именно американского опыта участия в двух мировых войнах.
Впрочем, могу утешить всех жаждущих войны. Рано или поздно она скорее всего будет. Оппоненты России слишком много поставили на карту, чтобы дать ей возможность одержать чистую победу. Если провокации не сработают, значит, им придётся самим выходит на сцену, как вышел 22 июня 1941 года «объединитель Европы» Адольф Гитлер. Избежать войны нам могут помочь только чудо и/или достижение абсолютной военной неуязвимости при гарантированном нанесении любому противнику неприемлемого ущерба.
Тем не менее, каждый выигранный месяц мира усиливает нашу позицию (приближая к желанной неуязвимости). Российские дипломатические манёвры в рамках минского (по Украине) и женевского (по Сирии) переговорных процессов ставят наших оппонентов перед дилеммой:
дальше вязнуть в бесперспективных переговорах (сам успех которых означал бы сдачу Западом позиций на условиях неприемлемого для него компромисса), по ходу проигрывая время и беспомощно наблюдая за меняющимся балансом сил;
сорвать мирный процесс и перейти к прямой военной конфронтации (для победы в которой уже не хватает сил), приняв на себя ответственность за все возможные последствия такого решения.
Фактически в Минске мы выигрываем войну, не посылая в бой наших солдат, экономя наши ресурсы и истощая противника в тех самых конфликтах, в которых он хотел истощить нас. Минск, это – как май 1940 года, когда Гитлер, до этого натравливаемый на СССР, бросился на Англию и Францию, сорвав «крестовый поход» против СССР объединённого Запада и раз и навсегда очертив контуры противостоящих во Второй мировой войне блоков. Растягивая Минск во времени и расширяя (если получится) в пространстве, мы поступаем, как мудрая обезьяна из китайской притчи, которая наблюдала с горы, как в долине дерутся два тигра, а когда они изнемогли спустилась и добила обоих.
Кроме того, Минск позволяет нам сохранять позицию, открывающую неограниченное пространство возможных решений, в то время как наши противники с каждым новым ходом в рамках Минска пространство своих решений сокращают. С точки зрения стратегии это делает нашу победу неизбежной. Попытка же выиграть тактически стратегически проигранный конфликт ведёт Запад к горячей войне, которая для большей части западных элит (кроме совсем уж сумасшедших идеологов) неприемлема.
Так что неплохо бы патриотам-милитаристам избавиться от плюрализма идей в одной голове и научиться побеждать, не расходуя ресурсы, а приобретая их. Или хотя бы не мешать делать это другим.