Досье — Киев

Путин и Лукашенко: общие проблемы сплачивают

Третьего апреля в Санкт-Петербурге президенты России и Белоруссии в очередной раз разрешили спорные вопросы в двусторонних отношениях. Думаю, что во фразе, которой Владимир Путин прокомментировал итоги переговоров: «На сегодняшний день спорных вопросов не осталось», — ключевым является словосочетание «на сегодняшний день».

Это был не первый кризис в российско-белорусских отношениях. Он, как и все предыдущие, носил финансово-экономический характер. Причины его кроются в различии принципов организации российской и белорусской экономики. Если определить это различие коротко, то белорусская система предполагает сохранение слишком высокой социальной нагрузки на промышленные предприятия.

Социальные обязательства предприятий перед обществом остаются практически такими же, какими были при советской власти. Но в СССР эта нагрузка была частью системы и компенсировалась монопольным положением промышленных предприятий на собственно советском рынке, рынках СЭВ и советской сферы влияния. Грубо говоря, полностью контролировавшее экономику государство, заставляя предприятия нести нерыночную нагрузку, компенсировало издержки нерыночными же методами.

Эта система имела свои преимущества. Например, возможность оперативной концентрации максимальных усилий на стратегических направлениях. Имела она и свои недостатки. В частности, производство товаров народного потребления было неспособно быстро и гибко реагировать на меняющиеся запросы потребителей. Но сама по себе она была законченной и устойчивой.

Сегодняшняя Белоруссия не обладает достаточным политическим и экономическим весом, финансовыми возможностями, чтобы обеспечивать бывшим советским промышленным гигантам монопольное положение на ранее принадлежавших им рынках. В этих условиях социальная нагрузка ослабляет их конкурентоспособность. Чтобы не уступить рынок конкурентам, государство должно изыскивать новые компенсаторные механизмы. В реальности это может быть та или иная форма бюджетной поддержки (включая налоговые льготы и т.д.).

Однако в таком случае существенную часть доходов теряет уже государственный бюджет, а нужды государства также не терпят недофинансирования. Компенсировать эти потери белорусское государство может либо за счет внешних займов, либо за счет преимуществ в торговле с партнерами по Евразийскому экономическому сообществу (ЕАЭС).

Возможность заимствований на внешних финансовых рынках всегда ограничивалась для Белоруссии западными санкциями против Александра Лукашенко и его команды. Запад, два десятилетия назад назвавший Лукашенко «последним диктатором Европы», не оставлял надежд свергнуть его при помощи очередного цветного переворота.

Главным торгово-экономическим партнером Белоруссии в СНГ, а затем и в ЕАЭС является Россия. На нее и ложится основное бремя затыкания дыр в белорусском бюджете. В определенной степени эта нагрузка компенсировалось и компенсируется военно-политической лояльностью Минска по отношению к Москве. Однако и лояльность эта далеко не всеобъемлющая, и дотационная экономика соседнего государства — не то же самое, что централизованное перераспределение доходов между собственными регионами.

К тому же принцип импортозамещения в первую очередь распространяется на наиболее чувствительные для белорусской экономики сферы — ВПК и сельское хозяйство. Вооруженные силы Российской Федерации совершенно определенно должны снабжаться техникой и вооружениями, производство которых полностью локализовано на национальной территории. Это не говоря уже о том, что не обремененные социальной нагрузкой российские предприятия способны произвести необходимую продукцию как минимум дешевле. А с учетом возможности платить эксклюзивным специалистами эксклюзивную зарплату, еще и качественнее.

Аналогичным образом обстоит дело с продовольственной безопасностью. Мы слишком хорошо помним, насколько уязвим в свое время оказался СССР к продовольственному эмбарго. Советское руководство вынужденно пошло на стратегические геополитические уступки, конечным результатом которых оказался распад Советского Союза.

Однако если для России локализация на своей территории предприятий ВПК и достижение полной продовольственной независимости — благо, для белорусских производителей это означает утрату рынка, а для официального Минска — потерю значительной части доходов государственного бюджета.

В рамках нынешней схемы взаимодействия двух различных экономических систем данное противоречие неустранимо. Именно поэтому в российско-белорусских отношениях возникают периодические кризисы. Но и реальная политика, и реальная геополитическая обстановка — объективные факторы. Поэтому ход и исход данных кризисов всегда предсказуем. После очередного обмена «любезностями», в ходе которых Минск намекает на возможность ухода на Запад, а Москва заявляет, что многие уже попробовали и теперь не знают, как назад вернуться, вырабатывается очередной компромисс. Стороны идут на взаимные уступки, и ситуация стабилизируется до очередного неизбежного обострения бюджетных проблем Минска.

Впрочем, с каждым разом зависимость России от белорусского партнера становится все ниже, а поле политического маневрирования Минска — все уже. Достаточно вспомнить, как отчаянно в свое время торговались белорусские власти, не желая уступать Москве контроль над газотранспортной системой. Но, в отличие от Киева, в Минске прагматичный государственный подход все же победил. Именно поэтому сегодня мы говорим о стабильной Белоруссии на фоне ее вымирающих северных и развалившегося южного соседей.

Мы не знаем, что в этот раз уступила Белоруссия. Российский МИД заявил, что эта часть соглашений не будет ни раскрываться, ни комментироваться. Но нам известна форма нефтегазового компромисса. Белоруссия признает долг, а Россия рефинансирует его. Термин рефинансирования всегда означал выдачу кредита на покрытие текущего долга. В свою очередь Москва также возобновляет в прежних объемах поставки нефти на белорусские НПЗ.

Следует отметить, что этот кризис был самым длительным из всех, и Россия вела себя значительно жестче, чем обычно, и дольше проявляла неуступчивость, настаивая на полном и безоговорочном выполнении своих требований.

Неизвестно, как долго бы продлилось и чем закончилось бы данное противостояние, но помогли российская и белорусская оппозиция и Киев.

Первые решили, что время российско-белорусских раздоров предоставляет им уникальную возможность качнуть ситуацию сразу в Минске и в Москве. На успех переворота в России они явно не рассчитывали. Это была попытка отвлечь внимание Кремля внутренними проблемами, чтобы добиться успеха в Минске. Составляющими данного успеха должны были стать непопулярная в Белоруссии проевропейская риторика белорусских властей, применявшаяся в конфликте с Россией, а также ожидаемое равнодушие Кремля, занятого своими «гуляющими школьниками», к событиям в Белоруссии.

Киев же получил уникальную возможность экспортировать свою внутреннюю нестабильность за пределы страны. Украинские спецслужбы организовали отправку в Белоруссию десятков (а планировалось — сотен) вооруженных боевиков, которые должны были устроить на улицах Минска кровавую баню по образцу февраля 2014 года в Киеве. Одновременно они же информационно обеспечивали «детские прогулки» в Москве.

Кстати, направления силового и информационного вмешательства очень четко показывают, что главный удар наносился именно по Белоруссии, а вспомогательный — по России.

Естественно, что на фоне возможной дестабилизации Белоруссии финансово-экономические противоречия между Москвой и Минском показались второстепенными и были моментально решены. На этом фоне взрыв в питерском метро, на диво совпавший с началом встречи российского и белорусского президентов, выглядит не как случайность, но как жест отчаяния в очередной раз проигравших организаторов цветного переворота.

Что касается ушей Запада, то они в этой истории тоже торчат. Но это уши не официального Запада, который мечется, пытаясь не разорваться между усиливающимися националистами и слабеющими глобалистами. Тем более это не уши пытающихся восстановить деголлевскую «Европу наций» европейских националистов и занятых своими проблемами американских изоляционистов.

Это уши теряющих власть, но все еще очень влиятельных в США и ЕС глобалистов, мечтающих вернуться к состоянию монопольной политической гегемонии. Они уже не могут оказывать своим многолетним клиентам в России и сопредельных странах поддержку на официальном государственном уровне, но располагают достаточными возможностями для продолжения неформальной подрывной работы.

Им и их наемниками на постсоветском пространстве отступать некуда. Позади у них тысячи совершенных в расчете на безнаказанность военных преступлений и преступлений против человечности. Впереди — уголовная ответственность. Они загнаны в угол, вооружены и очень опасны. На этом фоне периодически напоминающие о себе объективные российско-белорусские противоречия выглядят неважными. Общий враг сплачивает, заставляя отложить до лучших времен имущественные проблемы.

Ростислав Ищенко