Пятидневная война: Подвиг российских миротворцев

О подвиге наших воинов вспоминает Герой России подполковник Константин ТИМЕРМАН, в августе 2008 года командир батальона российских миротворцев в Южной Осетии.

В 2008 году в Южной Осетии российские миротворцы первыми приняли на себя удар военизированной грузинской армады, за которой стояли спецслужбы и инструкторы из США и ряда других «цивилизованных» государств.

— Константин, каким Вы увидели Цхинвал летом 2008 года?

— 31 мая 2008 года мы приняли задачи по выполнению миротворческих миссий в Южной Осетии. Сразу в глаза бросилось вот что: посреди дня — раз, и взрыв какой-то, машина взорвалась. Потом чей-то мальчик гулял, нашел какой-то предмет, а он тоже взорвался. А потом за этого мальчика начинаются перестрелки между южными осетинами и грузинским населением. И регулярные провокации.

— Как для Вас начались те, известные всем, события?

— Вечер 7 августа. Когда я прибыл в штаб, там было много СМИ, и перемещались миротворцы-грузины. Все чувствовали — что-то не так.

В то время были Олимпийские игры (а я помню, что в истории во время Олимпийских игр все войны прекращались), и я тогда подумал, что в ближайшие две недели ничего не произойдет.

Время было около полуночи. Перед сном я решил еще раз подняться на наблюдательный пост. И в это время понеслось…

Полетел «Град»… Как стреляет РСЗО (реактивная система залпового огня) — я знаю, имел опыт. Сразу понял, что это «Грады» стреляют — эти взрывы, искры от зданий, от снарядов… Не то чтобы я был шокирован, но на пару минут оцепенел… Первая мысль — как можно по городу вести беспорядочный огонь?! Хотя, конечно же, он был прицельный… Но те, кто стреляют, они же должны понимать, что там миротворцы! Если будет попытка нанести удар на подавление живой силы — это уже международный скандал!..

— Если «Градом» шарахнули, это уже начало…

— Да, это как начало Великой Отечественной, когда фашисты Гитлера без объявления войны в ночь, под 5 утра, поперли через границу. Так, думаю, и здесь — в 4–5 утра с рассветом попрут. Перевел подразделение в боевой режим, заслушал доклады с постов о массовом перемещении техники в направлении города Цхинвал. Докладывали: «колонна идет, примерно 150 машин». Потом поступил доклад: «со всех постов исчезли грузинские миротворцы, никого нет».

— А изначально на постах были и российские, и грузинские миротворцы?

— На каждом посту было 3 военных наблюдателя: российский, грузинский южноосетинский. Так вот, накануне — южноосетинские оставались на месте, наши тоже, а грузинские — исчезли.

— Если приближается колонна с тяжелой техникой, то раздавить вас, оставшихся миротворцев, пара пустяков.

— Поймите, у меня и не было задачи воевать с наступающими. А что получилось? Идет эта армада…

Утром, часов в 5, начался худший из сценариев. Начался второй этап артиллерийской атаки, удар нанесли уже не РСЗО, а тяжелая ствольная артиллерия — снаряды калибра 152 мм. Вокруг меня начало рваться, пошла пехота. А перед пехотой сначала выехал грузинский танк и точным выстрелом попал в мой НП (наблюдательный пост). Вот тут пошли первые потери. Сразу 2 человека были ранены. Было ли это предупреждение или провокация?.. Я даже не знал, кто был передо мной — без флагов, без ничего — просто выстрелил танк по мне. А для меня это руководство к действию — я должен защищать своих людей…

Первыми пошли их танки, мои боевые машины успели сделать по 2 выстрела, попали в эти танки. Но танки тоже успели выстрелить по моим машинам. У меня заживо сгорело 2 экипажа.

— Вам пришлось противостоять танкам?

— Танкам сопротивляться я могу только вблизи, метров на 300, путем применения РПГ. Но у них на всех танках установлена активная броня — при попадании от моих выстрелов особого эффекта не было.

— Танков против вас много было?

— Танковая рота. А ведь 10 танков уже достаточно, чтобы по руинам ездить. И все это при поддержке пехоты, артиллерии… Ну, а потом артиллерия уже четко начала долбить по моему батальону. Когда все еще только начиналось, я понимал, что мое подразделение еще не имеет боевого опыта!

Сам-то я поучаствовал в боевых действиях в Чечне, 6 лет там провел.

И тогда я решил проползти по окопам вдоль переднего края, посмотреть обстановку. Мой разведвзвод в это время меня прикрывал. И как раз в это время танк нанес удар по моей казарме. Танковый снаряд разорвался рядом: мне осколок попал в ногу, а командиру разведывательного взвода — в шею. Он сразу погиб, Серега Шевелев…

— Я слышал, у Вашего комвзвода непростая судьба. Вы знали, что он был смертельно болен?

— Сергей Шевелев… Тут такая история. Когда я приехал принимать батальон, мы сняли квартиру. И моя супруга случайно познакомилась с семьей, у которой ребенок, а муж тоже военный. Я — подполковник, а ее муж — старший лейтенант. Если между нами субординация, то девчонки просто дружат. Потом я узнал, что он — командир разведвзвода. Того самого, который я позднее принял в Цхинвале в этой миссии. В одной из командировок Сергей простудился, и у него начался рак лимфосистемы. Его положили в Бурденко, лечили химиотерапией, и раз в 2 месяца он на побывку к семье приезжал. Совсем молодой парень, года 24 ему было…

— Химиотерапию пройти — это же инвалидность!

— Наши жены договорились встретиться. И первое, что я увидел: передо мной светлый парень, но — лысый, без бровей, без ресниц… Он сказал, что дело на поправку идет, правда, приходится туда-сюда мотаться, семью содержать. Зарплата у нас, офицеров… Он, старший лейтенант — тогда тысяч 15–16… А он очень грамотный парень, профессионал-разведчик. Я ему говорю:

— Если скомплектую батальон, пойдешь ко мне?

— Конечно!

— Хорошо. Если здоровье поправишь, я тебя возьму.

Потом, когда уже в Цхинвале были, Сергея как раз выписали из больницы. Спрашиваю: «Готов? — Готов». Так он ко мне в батальон пришел. И тут начались боевые действия. С его здоровьем, вроде, все нормально… Это только позже я узнал от заместителя комвзвода Славы Хороша (который, кстати, тоже потом погиб)… Слава вдруг сказал: «Серега Шевелев, он же не выздоровел! Ему только легче стало, как его только выписали?..»

И когда все началось, когда в БМП заживо сгорели 2 моих экипажа, я отправил его разведывательный взвод вытаскивать остальные экипажи. Потом слышу, как он там ведет огневое воздействие. Когда уже обратно втянули к нам этот взвод, я Шевелева к себе вызываю. Смотрю — у него автомат дымится… Я Сергея отчитывать:

— Ты чего?! Почему с таким остервенением? Ты мой лучший разведчик, глаза и уши разведвзвода, ты должен руководить солдатами! А сам стреляешь, что там устроил! Давай, я сейчас все брошу и побегу на передовую долбить из автомата — а толку с того? Ты должен управлять!

— Да я все понял…

— Пойми, я должен твоей жене тебя живым и здоровым передать! Как я ей в глаза посмотрю, если что-то случится?..

А когда ситуация настолько ухудшилась, что мне самому пришлось сделать вылазку вдоль переднего края… Сергей лично полез меня прикрывать… Находился в 15 метрах от меня… Когда танк выстрелил, он погиб мгновенно…

Слава сказал, что до этого Сережка кричал: «Все равно я за Родину! Все равно, пусть и больной, но хоть как-то помогу. Не умру где-то, загибаясь в кровати — а достойно погибну в бою!..»

На тот момент у меня были убитые, вместе с Сергеем, и раненые. Ранения тяжелые, у всех потеря крови, а мой медпункт уже разнесен в хлам! Операционную машину тоже разнесли; парень, который там лежал, сгорел. Все, что мы могли сделать с ранеными — оказать первую медицинскую помощь (наложить жгут, повязку) и ждать, куда их эвакуировать.

— А куда эвакуировать?

— Мы уже были в окружении! У меня был еще один, целый, бронеурал…

Бронеурал выстелили матрасами, загрузили туда раненых, доктор посадил медсестру в кабину к водителю, чтобы она сопровождала раненых.

Я говорю: «Она замужем? Ты что?! Сейчас грохнут, и никогда она замуж не выйдет, детей не нарожает!»

Посадили вместо нее раненого моего фельдшера, нашли простынь, красками крест нарисовали, воткнули между кабиной и кузовом. И поперли они под обстрелом.

— Доехали?

— Как ни странно доехали. Хотя их и обстреляли. Но они добрались. Никто не умер, кто там был.

Еще одна ситуация: вот 2 брата, оба ранены, один легче, другой тяжелее. Я их разъединил, мало ли — один погибнет, так хотя бы второй останется в живых. Оба живы остались. Это первый мой день был, 8-ое августа.

Второй день был хуже. Интенсивность усилилась, обстрел был кошмарный. Появилась авиация, грузинские самолеты и наши. Воздушный бой над Цхинвалом. А у меня было отделение ПЗРК. Я мог сбить самолеты. Но я не знал, кого сбивать, крестов и звезд не видно, темный самолетик и светлый. Побольше и поменьше. Я думаю, кого сбивать? Мои зенитчики со «стрелами» спрашивают?

— Товарищ подполковник, кого сбивать?

— Уберите «шарманки» свои! Они там сами разберутся…

Наши дизельные генераторы и радиостанции расстреляны. У меня связи ни с кем не было. Все дальние штабные машины связи тоже уничтожены.
Я уже думал — Третья мировая начнется… Воздушные бои идут, танки вообще меня пилят.

Два этажа казармы сгорело. В подвале мы организовали перевязочную. И беженцы из соседних домов понабежали, все плачут. На меня давило неведение…

Потом прорвались ко мне 4 танка нашей танковой дивизии. Мы еще не знали, чьи эти танки, и сидели с гранатометами. Мне говорят: танки к нам прут! Потом видим — наши пробиваются; танкист, командир роты, ко мне прибежал, Юра Яковлев. Героем России стал…

— Докладывай, — говорю, — Что там?

— Наши идут, на помощь!

Мы воспряли духом, еще интенсивней стали хлестаться с ними. Юра говорит:

— Я пока ехал, почти все расстрелял. У меня в основном только осколочные остались.
— Давай, Юра, что есть, тем и будем воевать.

И мы, как ни удивительно, замочили еще пару грузинских танков.

— На противника подействовало?

— Конечно, они уже осеклись, раньше безнаказанно нас долбили, а сейчас уже присели. Плохо, что у меня не было снарядов для этих танков. Отстреляли мы их, на полдня растянули. После этого наши танки превратились в железо, то есть толку с них не было. Грузины все поняли, и давай уже к воротам подъезжать. Мы уже возле ворот сидим с «мухами», думаем, через ворота начнем мочить. Чтобы танк на входе загорелся и заблокировал вход другим. А они покружат и назад. Я говорю:

— Юра! Пощеми их своим танком…
— Конечно!

Он садится в танк, без боекомплекта, открывает ворота — и туда!.. Слышим, там рев, он на танке гоняет их, я думал — ну, все. Я ему сказал только «погонять», вылететь, чтоб они разбежались и сразу назад. А он там их «щемил» минут 15. Я думал, погибнет. Слышу — рев, несется танк, все орут — вроде, наш! Ворота открываем, залетает наш ободранный танк…

— Юра, ставь его поперек ворот, чтобы эти не заехали!

Экипажу этого танка позже присвоили звание Героев России.

— Один русский танк, без боекомплекта, против нескольких грузинских танков?

— Да. Грузины растерялись от такого нахального выпада. Все-таки по духу они не вояки… Мы ведь уже готовились к рукопашному бою:

— Когда невозможно будет стрелять, что будем делать? Сдаваться? Нет, мужики, штык-ножи готовьте — и будем врукопашную биться!..

— Потери Вашего батальона?

— 15 человек убитыми, 49 ранеными.

— Если вспомнить тот первый день… Получается, грузины целенаправленно в самом начале по вам ударили?

— Да. С началом действий южноосетинский миротворческий батальон перешел на сторону южных осетин, а грузинский — на грузинскую. А мы, получается, единственные, кто оставался выполнять миротворческую миссию. И весь «замес» начался там, где были мы.