Сегодня ввиду приезда Байдена и прочих событий обсуждается вопрос о суверенитете. Что же, вопрос важный. Давайте посмотрим, о чём речь. Ведь на самом деле именно из проблемы суверенитета родились проблемы «сепаратизма».
Как они связаны, спросите вы меня? А очень просто.
У нас ведь типа демократия, правда? Источником власти типа как является народ. То есть, суверенитет государства над той или иной территорией — это суверенитет, на самом деле, граждан над этой территорией. Пока скажем — граждан вообще. Т.е. у меня, у Васи с «Евромайдана» и у Пети из Донецка есть строго равные «кусочки» суверенитета над всей страной в целом. То, что эти кусочки равные, обеспечивается, в частности, нормами о всеобщем избирательном праве, а также целой пачкой других законов. И вот на таких условиях, собственно говоря, это всё работает.
Что произошло в 2014-м году? Внезапно оказалось, что все «кусочки», конечно, равны, но иные равнее прочих. И вот часть обладателей этих кусочков провели узурпацию власти и приняли решения, которые, вообще говоря, должны приниматься лишь всеми их обладателями.
Проще говоря, жители Крыма, Донбасса и существенная часть жителей других регионов восприняли ситуацию как то, что их лишили их «кусочков» суверенитета — или, по крайней мере, существенно «обгрызли» эти кусочки в пользу «кусочков» других людей.
На что было сказано: эй, идите нахер, мы так не договаривались! И ведь и правда, не договаривались — по крайней мере, если считать текстом «учредительного соглашения» Конституцию, предусматривающую, среди прочего, вполне чёткие процедуры обновления системы государственной власти.
Можно сказать и иначе: государство, созданное совместно всеми гражданами страны было ЗАМЕНЕНО на некое новое государство, созданное на Майдане, по отношению к которому многие граждане того, предыдущего государства, не чувствовали никаких обязательств. Более того, не разделяя приоритеты этого нового государства и не чувствуя в себе возможности влиять на них (с учётом «обгрызенных кусочков» суверенитета), они рассматривали это государство как источник угрозы для их личных прав и свобод.
Граждане, ощущавшие себя обворованными, были распределены по территории неравномерно: в одних регионах их почти не было, в других они представляли подавляющее большинство. Именно поэтому движение приобрело сепаратистские формы: как идея оградиться от «чужого» государства в региональных границах, заново «раздать» гражданам новые «кусочки» суверенитета.
Впрочем, унитаристы на это спросят: так ёпта, а как же «Путин приди» и «Россия введи войска»? А очень просто: если Украина в новой версии виделась «обворованным» как место, где им суждена судьба граждан второго сорта, то в отношении России таких опасений у многих не было. То есть, возникла идея о том, что лучше обменять свою «обгрызенную» часть суверенитета над Киевом, Львовом, Житомиром и Хмельницком на соответствующую, но «полноценную» часть суверенитета над Тверью, Краснодаром, Новосибирском и Тюменью. То есть, если эти люди опасались, что в «постмайданной» Украине им достанутся лишь «объедки» суверенитета, то в отношении России у них таких опасений не возникало.Иначе говоря, они полагали, что в России они скорее будут полноценными гражданами, чем в постмайданной Украине. Ну, я не знаю, как это ещё понятнее сформулировать.
К слову, были и люди, которые так не считали (например, ваш покорный слуга), да и многие другие, которых вы поспешили записать в сепаратисты. Мы не были уверены, что наш «кусочек» суверенитета в рамках России будет достаточно полновесным. Мы полагали, что лучше как-то заставить этих ребят в Киеве вернуть нам наши «кусочки» суверенитета — да притом сделать так, чтобы больше «обгрызать» их было невозможно или, по крайней мере, как можно более сложно — например, путём федерализации.
Был, кстати, и иной способ: новая власть в первые дни могла бы продемонстировать, что вовсе не «украла» у граждан их кусочки суверенитета, а лишь одолжила их для осуществления переворота, но при этом действовала с самыми лучшими намерениями, и вот, пожалуйста, готова всё вернуть на место. Вместо этого мы видели совершенно иную риторику: про «поезда дружбы» и прочее.
Подчеркну: выше мы говорили не только и не столько о реальном положении дел, сколько о мироощущении участников восстаний и «полувосстаний» Русской весны. Другое дело что, как показала практика, подозрения насчёт граждан второго сорта оказались правдой. Де-факто, сегодня нам отведена роль граждан даже не второго, а третьего или четвёртого сорта, а то и неграждан вовсе, лишённых каких-либо политических и прочих прав. Иными словами, изначальные предпосылки Русской весны были вполне верными. Ошибки, проблемы и, в конечном итоге, поражение Русской весны везде, кроме Крыма, были связаны с факторами иного рода.
К сожалению, спустя полтора года, ситуация лишь ухудшилась. Наши визави вовсе не намерены возвращать украденные «кусочки» суверенитета: напротив, они обосновывают их присвоение тем, что, мол, нельзя их отдавать назад людям, устроившим сепаратизм, не понимая, что тем самым пытаются тушить костёр бензином.
Более того, даже и «чистая» федерализация сегодня уже не станет решением проблемы — например, не поможет вернуть ни Крым, ни хотя бы Донбасс. Да и мёртвых, чего уж там, тоже не воскресит.