Моральные уроды из Службы безопасности Украины, следуя указаниям своих хозяев из ЦРУ, пытались выбить из 22-х летней россиянки Марии Коледы признание, что она старший лейтенант ГРУ РФ… Причём они прекрасно отдавали себе отчёт в том, что это не так и пытались убедить её оговорить себя. Подконтрольной американцам спецслужбе и киевским путчистам нужен был пропагандистский материал для СМИ, чтобы обманывать украинцев «российской угрозой».
В Москву после пяти месяцев плена на Украине вернулась активистка «России молодой» Мария Коледа. Она была задержана «Альфой» СБ Украины по обвинению в шпионаже, разведывательной и диверсионной деятельности в пользу России. Ее история наделала много шума в украинских СМИ, где ее представляли как российскую шпионку и Джеймса Бонда в юбке. Подробности своего пленения Коледа рассказала в интервью «Газете.Ru».
— Сразу хочу сказать, что я еще никогда не брала интервью у российской шпионки…
— Ну какая же я российская шпионка! Я журналист и блогер. Понавыдумывали чего ни попадя.
— А с какими изданиями ты сотрудничаешь?
— Это ежемесячный исторический журнал «Былое» и газета «Студенческая правда». Кроме того, я веду свой блог в ЖЖ (iskra1905), который до моего задержания был довольно популярен.
— Когда ты узнала, что тебя могут обменять и отпустить? Считала ли, что такое вообще реально? У тебя же шел судебный процесс, грозило 8 лет.
— На обмен меня пытались подавать с мая, но украинская сторона категорически не хотела меня отдавать. И я была очень удивлена, что меня все-таки обменяли.
Узнала об этом в киевском СИЗО за пару часов до того, как нас забрали и повезли в Харьков. В Харькове мы еще двое суток провели в специзоляторе СБУ, а оттуда нас повезли на обмен — 70 человек.
— А кто сказал про обмен, сокамерники?
— Нет, какие сокамерники — я в одиночке последние три месяца сидела. Ребята сказали, которые по аналогичным статьям сидели, по сепаратизму. Мы между собой общались, помогали друг другу чем могли. Мой сотовый так и не смогли найти. В камере был тайник.
— Кто были те 70 человек, вместе с которыми тебя обменяли?
— Было двое россиян — Рома Банных и Слава Негриенко. Остальные украинцы, которых сотрудники СБУ обвиняли в сепаратизме, организации массовых беспорядков, покушении на территориальную целостность и неделимость Украины, ношение оружия, терроризме — политические статьи.
— Россия взяла этих украинцев к себе?
— Нет, меня обменяли в ДНР.
Вообще это очень странная ситуация, когда гражданина другой страны сперва задерживают на своей территории, а потом на этой же территории обменивают как военнопленного.
Причем нас отдали без документов, фактически без личных вещей, без денег. То есть в теории я не могла выехать из Украины без паспорта. В Донецке я провела более недели, потом меня аккуратно вывезли на территорию России. Спасибо за это огромное.
— А кто вывез?
— Ребята.
— Ну, в смысле твои друзья или местные ополченцы ДНР?
— Мои друзья — местные ополченцы ДНР.
— На границе тебя, наверное, пограничники узнали? Поздравляли?
— Я не проходила пограничный контроль со стороны России. Потому что пограничники — это была проблема номер один: документов-то у меня нет. Как я докажу, что я гражданин России.
— Так, скажи, а российские власти, консульство помогли хоть чем-то?
— Помогали друзья — с передачами, со всем остальным. Российские дипломаты — нет. Приходил один раз первый секретарь консульства РФ, но от него тоже никакой помощи, поддержки не было. Причем ни мне, ни кому из известных мне россиян консульство не оказало никакой поддержки. И участие в нашем освобождении они не принимали.
— Поехала как журналист, потому что очень многое писали про события на Украине. Я смотрела и украинские СМИ, и российские, информация была очень противоречивая. Естественно, как корреспондент я захотела получить объективную картину происходящего на месте событий. Я побывала в Киеве на Майдане, после чего поехала в Новую Каховку, Херсонская область. 7 апреля я освещала события у администрации города Николаева, где на лагерь пророссийских активистов напали около 200 человек из «Правого сектора» с битами, «травматами», взрывпакетами. В результате столкновений лагерь был разрушен. Когда я выносила раненых, мне пробили голову битой.
— К врачам обращалась с травмой?
— Нет, так как было много людей с более серьезными травмами. На следующий день я уехала к друзьям в Новую Каховку за медпомощью. Во время встречи с моим знакомым 8 апреля меня захватили сотрудники спецподразделения «Альфа» СБУ.
— Как это было? Подошли, сказали, давайте пройдемся до отделения?
— Из машины вылетели с автоматами и в масках. На голову — маску, на руки — наручники и повезли.
Самое интересное, что даже не били при этом, спасибо. В помещении, куда меня доставили, произошел допрос сотрудниками УКРП ДКР СБУ. Они стали утверждать, что я старший лейтенант ГРУ, прибывшая на Украину с целью разведдеятельности. Мне вначале, честно говоря, было просто смешно. Я думала, что они шутят.
— Ага, мужики такие, с автоматами, шутят.
— Ну, да! Но тебе самой бы не показалась бредовой ситуация, что девушка в 22 года — старший лейтенант ГРУ? Дня через два я поняла, что это не шутки, когда меня доставили в СИЗО Киева и по всем телеканалам показали, что я диверсантка и шпионка.
— А что тебе конкретно говорили? Какой тон у них был?
— Вначале уговаривали: дай интервью, и мы тебя отпустим. Они хотели, чтобы я на камеру призналась, что я сотрудник ГРУ.
Боишься возвращаться в Россию? О’кей, сейчас мы тебя устроим, гражданство дадим, все дадим. Жилье дадим, работу дадим. А потом уговоры закончились, началось силовое убеждение.
— Когда, на какой день тон сменился?
— Это началось числа с 15 апреля.
— Тебя били, когда ты была один на один?
— Их всегда было несколько. Всегда — мужчины, среднего возраста, лет под 40. Кстати, сволочи, бить умеют. Били в живот, в грудь. По лицу не были — им же надо было от меня интервью, а как записывать, если бы у меня все лицо было синее. Где-то с середины мая оставили в покое. А до этого меня в среднем раз в неделю везли к следователю, и из его кабинета отводили в управление контрразведки. Там требовали признаться. Было больше обидно, чем больно. Потом очень больно было, потому что когда такие события происходят, а ты их видишь по новостным телеканалам… В камере же был телевизор, там показывали, как жгли людей в Одессе, как убивали мирных жителей в ходе так называемой АТО. Когда связь с волей появилась, друзья стали рассказывать про общих знакомых: «А ты знаешь, этот погиб, другой погиб». Именно это было тяжело.
Потом, когда в СИЗО начали ребят доставлять — они были все синие, избитые, живого места на них не было. Некоторые с ранениями, с пулевыми. Но киевское СИЗО людей с пулевыми ранениями не принимало, оно их отсылало обратно в СБУ. Вот это все очень сильно расстраивало, конечно. Например, уже гораздо позже, когда мы ожидали в Харькове обмен, у нас парень был, у него на груди было выжжено «СЕПР». Нормально? Это в фашисткой Германии так делали.
После обмена я провела неделю в Донецке и под Донецком. Я посмотрела на это все… Столько людей — раненые, избитые, которые из плена вышли, вообще кошмар. Украинские военнослужащие, которых обменивали на нас, выглядели гораздо лучше. При обмене им возвращают вещи и документы. А Украина… Вот сейчас, когда начались крупные обмены, украинская сторона по спискам ЛНР и ДНР не смогла отыскать более 300 человек, поэтому в замен ополченцев они возвращают захваченных целыми семьями гражданских лиц. Перед обменом, когда мы находились в специзоляторе СБУ в Харькове двое суток, нас вообще не кормили. А следующие партии, которых в Харьков доставляли для обмена, не кормили больше недели. Они нам рассказывали об этом после обмена. В камерах не перевязывают, медпомощь не оказывают, медикаментов нет.
— У тебя образование политолога. Как ты считаешь, можно ли как-нибудь остановить этот конфликт?
— Мне кажется, мирного урегулирования в ближайшее время не будет. Слишком много убитых с обеих сторон, и их родные этого не забудут и не простят. Очень много трупов, их в отстойники сбрасывают. Изнасилованных очень много. Города сильно разрушены. Я была в Луганске, там треть города в руинах. Донецк по сравнению с Луганском не так сильно пострадал. Множество деревень, которые просто стерты с лица земли.
— Чем ты планируешь дальше заниматься?
— Жить как прежде уже не смогу. Я хочу попытаться поехать туда, на территорию ДНР и ЛНР, и продолжить там свою деятельность в качестве журналиста, в том числе для украинской аудитории, потому что пропаганда Киева откровенно лжет о происходящих на Донбассе событиях. Хотелось бы заняться также вопросами организации гуманитарной помощи, поскольку очевидна необходимость создания единого центра распределения гуманитарной помощи.
— Дело, по которому тебе грозило 8 лет, в итоге закрыли? В каком оно состоянии?
— Ни в каком. Тут такая ситуация — нас обменяли, а через неделю объявили в федеральный розыск по Украине. То есть мы все в розыске. Официально наши уголовные дела не закрыты, и получается, что мы сбежали. Никаких справок об освобождении нам не выдали. Так что в Киев путь заказан. А вот в Донецк и Луганск — нет.