Финансовое цунами, шок по-американски
Не делая поспешных выводов, тем не менее, можно сказать, что сейчас зарождается новая эпоха финансово-экономических отношений. В самом деле, страны, в том числе и Россия, не могут более ставить в зависимость свое благосостояние от Соединенных Штатов Америки. Там, конечно, привыкли к ураганам. Но не всем это может быть по вкусу. Тем более, как выясняется, финансовое могущество США во многом призрачное. Америка пережила на этой неделе настоящий шок. Вот, только некоторые оценки, которые звучали в Нью-Йорке: «Мы не видели ничего подобного за всю финансовую историю со времен великого кризиса в 29-м году». Или: «Мы находимся на неизвестной территории. В истории нет прецедентов тому, что сейчас происходит». Напоминает сигналы SOS с терпящего бедствие судна. Но это целый континент.
«Цунами» — за последнюю неделю это слово стало самым популярным термином на биржах. Почему-то именно цунами, а не торнадо, шторм или землетрясение. «Эти частные банкротства накатывают волнами — одна за другой. Цунами рождается точно так же, — рассуждает автор сборника статьей «Финансовое цунами», экономист Вильям Энгдал. — Сначала идет небольшая волна. Потом еще один взрыв рождает новую. Они входят во взаимодействие, усиливая друг друга. То же самое происходит сегодня. И мистер Генри Полсон лукавит, когда говорит, что мы наблюдаем последнюю фазу кризиса. Это лишь самое-самое начало».
Но у этого начала тоже должно быть начало. Американский кризис делится на три периода. Мир до Алана Гринспана. Мир при Гринспане. Мир после Гринспана. Первый этап, как Ветхий завет, начинается с короткой фразы «сначала был доллар». В 44-м державы-победительницы договорились сделать его мировой резервной валютой. Правда, к 87-му — году, когда повелителем американских финансов стал бывший сотрудник Голдман Сакс, доллар уже не был привязан к золоту, и ценность его измерялась только одной субъективной величиной — самочувствием самой большой на свете экономики.
Через два месяца после назначения Гринспана Уолл-Стрит рухнула под ударом страшного кризиса. Однако немногословный шеф ФРС нашел решение проблемы. Спустя 20 лет уже каждому известно, как оно называется — деривативы. «Дериватив» – значит, производная, суррогат от другой ценной бумаги или суррогат от суррогата. Всего 800 таких бумаг, вброшенные на Чикагскую фондовую биржу и торговавшихся вопреки общему падению, спасли биржу в 87-м. С этого момента началось их победное шествие. Или так называемая «новая финансовая революция Алана Гринспана». Его логика была проста – «пузырь вышибается пузырем». Если раздулся «пузырь» нефтяной, его с помощью деривативов можно перекачать в «пузырь» интернет-экономики. Если готов лопнуть «пузырь» интернет-экономики, пора раздувать недвижимость.
С середины 90-х дериватив незаметно и прочно вошел в жизнь каждого американца. «Банки выдавали людям кредиты низкой степени надежности. Затем брали эти кредиты и спрессовывали их в большие массивы, после чего выпускали новые облигации — производные от тех, первых кредитов, потому они и назывались деривативами, — объясняет экономист Кристиан Менегатти. — И вот уже эти облигации потом опять разрезались и упаковывались заново. Но и этого было не достаточно. Создавались деривативы третьего, четвертого, пятого уровня и так дальше. Так создавался настоящий «компот» из кредитов — от рискованных до обычных. Таким образом, из нескольких кредитов различной степени рискованности, система создавала целое облако — сотни тысяч новых бумаг. Считалось, что риск как бы размазывается по ним. Но в прошлом году начало шататься самое первое звено этой цепи — фундамент всей конструкции. И очень быстро это охватило весь остальной рынок. Вот почему начали банкротиться крупные банки».
Еще проще. Человеку, у которого нет, и не будет достаточных денег, предлагают купить дом. Условия — первые три года он платит по невероятно низкой ставке — предположим, тысячу долларов. Но оговаривается, что потом ставка возрастает настолько, насколько меняется ситуация в стране. То есть это может быть 3 процента, а может и 10. Поскольку дома постоянно дорожали, а процентная ставка ФРС была близка к нулю, даже самые бедные люди шли на это, считая, что хорошо заработают. Купить жилье стало дешевле, чем снять. Однако, получив закладную, банк перепродавал ее другому банку — инвестиционному. И вот тут самое интересное.
Все участники знают, что «плохой» кредит (его не без юмора называли «subprime») хуже «хорошего» человек выплатить не сможет. Значит, есть риск банкротства. Тогда берутся десять тысяч «плохих» кредитов. Перемешиваются с сотней тысяч надежных. На этом основании выпускается ипотечная облигация. И вот она-то отправляется гулять по миру. Ручейки ежемесячных платежей от покупателей домов продолжают стекаться к кредитором. Но ценность облигации уже связана не с домом, а с биржей, где все точно так же думают, что американская недвижимость будет дорожать всегда.
Однако грянул гром. Сначала — когда процентная ставка изменилась — начали разоряться покупатели домов. Потом пошел вниз рынок недвижимости. К этому времени выяснилось, что деривативы штамповали 7 лет. И никто не знает точно, сколько таких облигаций выпущено. «Проблема в том, что деривативы гораздо больше, чем мировая экономика. И это очень страшно», — считает Александр Герчик — трейдер Нью-Йоркской фондовой биржи, автор сборника статей «Финансовое цунами».
Страшно было еще с прошлого августа. Но на этой неделе рынки охватил ужас. Повалился банк Lehman Brothers, просуществовавший полтора столетия. Оказалось, что игрой с деривативами грешили все, кого называют китами американской экономики — Ситибанк, J.P. Morgan, Morgan Stanley. Даже, казалось бы, консервативная страховая компания AIG — и та имела подразделение, спекулировавшее деривативами. Вот оно-то ее едва и не утопило.
Когда масштабы катастрофы открылись миру, задрожали все остальные биржи. Деривативы, может, изобретение и американское, но вложились в них все — от Deutsche Bank до китайских корпораций. Для сравнения: весь мировой ВВП — это 50 триллионов, а деривативов навыпускали за 7 лет на 516 триллионов. И еще несколько цифр: бюджет США — 3 триллиона, ВВП — 15 триллионов.
А это публикация в The New-York Times от 10 июня 2007: «Пока Уолл-Стрит по старинке добывает деньги, консультируя компании на предмет слияний и поглощений, настоящие деньги, сумасшедшие деньги делаются на операциях с капиталом через целую сеть хитроумных инструментов и стратегий, о которых 10 лет назад никто не мог и помыслить».
В этой истории есть еще несколько участников. Чтобы дериватив был продан, кто-то должен присвоить ему высокий рейтинг надежности. Это делали три американских рейтинговых агентства — Moody’s, Standard & Poor’s и Fitch. Оказалось, что у США — монополия на три заветных буквы — ААА. «Рейтинговые агентства были неправильно мотивированы, — поясняет экономист Кристиан Менегатти. — Оказалось, что их финансируют те же компании, которым агентства присваивают рейтинг. Никто не понимал, какие риски это влечет за собой, особенно, в «теневом» секторе, каким является, как выяснилось, вся банковская система США».
Другой экономист Вильям Энгдал продолжает: «Для них это был гигантский источник прибыли. При выставлении рейтингов они используют уникальные математические модели оценки рисков. И важно, что никому неизвестно, что это за модели — это коммерческая тайна. Рейтинговые агентства несут огромную ответственность за случившееся. Если бы они не выставляли высокие оценки этим бумагам, ни один пенсионный фонд никогда бы не вложился в облигации «сабпрайм». И что удивительно, сам бизнес рейтинговых агентств не регулируется законом абсолютно. Это «темная комната».
Второй неизвестный соавтор катастрофы — экономисты. Нобелевские лауреаты вроде Роберта Мертона, Майрона Скоулза, Гарри Марковица или Мертона Миллера. Это они создали теоретическую базу под «Финансовой революцией», доказывая что использующиеся при создании деривативов компьютерные математические модели могут распылять риск бесконечно и безопасно. Неудивительно, что многие эти ученые были хорошо трудоустроены в советах директоров. «Они утверждали, что можно математически высчитать, сколько будут стоить, например, акции IBM или ипотечные облигации, исходя из того, сколько они стоят сегодня, — рассказывает Вильям Энгдал. — Появлялись все новые и новые виды ценных бумаг — одна экзотичнее другой. Например, дефолтные свопы — это дериватив, который страхует от дефолта по деривативу. И теперь рынок опасается, что все эти триллионы тоже ждет дефолт».
Вот как раз дефолт — это головная боль третьего и, наверное, самого заметного архитектора пирамиды — американского правительства. Оно участвовало тем, что отказалось участвовать в чем бы то ни было. В 34-м году, в разгар «великой депрессии», когда на рынке еще не было деривативов, но были такие же спекулянты, Конгресс принял закон, устанавливавший правила надзора за финансовым рынком и запрещавший банкам заниматься игрой на бирже. Это была часть «Нового курса» Франклина Рузвельта. В 99-м закон торжественно отменили. Алан Гринспан считал это своей большой заслугой.
«Сдается мне, что вот и сказке конец. Правительство нам уже не помогает, и это очень грустно. Нам просто не повезло», — говорит помощник вице-президента компании Lehman Brothers Галпери Фуртун.
«Практически не осталось другого варианта кроме национализации крупнейших банковских институтов, — убежден Кристиан Менегатти. — И это критическая задача не только для американской экономики, но и для мировой. Сегодня социализация убытков запущена. Все убытки лягут на налогоплательщиков. Это не только разрушает гегемонию США как финансовой сверхдержавы, но и создает сравнимую только с Советским Союзом систему государственной ответственности».
Минфин США уже купил несколько гигантов и взял на себя ипотечные обязательство Fannie Mae и Freddi Mac — это до 6 триллионов долларов. Два дня назад Генри Полсон пообещал создать фонд для откачки «токсичного мусора», как называют деривативы на бирже — на 800 миллиардов долларов. Копейки. Но тонущий хватается за соломинку, и соломинка вытащила американские индексы из крутого пике.
Хотите знать — что дальше — почитайте, что пишут на своих интернет-форумах брокеры с Уолл-Стрит. «Они пытаются сделать все, чтобы другие страны поверили, что здесь есть стабильность, — рассуждает трейдер Нью-Йоркской фондовой биржи Александр Герчик. — Но экономика очень сильно надломилась, проблемы очень серьезные. И, я считаю, что просто влить деньги, не поможет. Внешний долг — 6 триллионов. Можно смело сказать, что вливание денег не поможет. Это глобальный кризис для всего мира. Я не буду брать такие страны как Россия, которые не пострадали. Америка имеет очень сильную проблему. Я не вижу никакого оптимизма. Это как когда у человека температура — 40, а ему дают таблетку. Это не означает, что она поможет».
Все это оставляет два вопроса — готовы ли США сесть с остальным миром за один стол и спасать ситуацию, спасать, в том числе доллар, который будет неизбежно дешеветь после таких операций. И можно ли вообще мирно расстаться с финансовой гегемонией? Наконец, что об этом думает простой американец? Пусть ответит американский конгрессмен от 12-го округа штата Техас. Он не давал интервью российскому телевидению, он просто обращается к избирателям.
«Речь не просто об огромных деньгах. Не о сотнях миллиардов. Мы говорим о триллионах! – подчеркивает конгрессмен от штата Техас Рон Пол. — Наши обязательства невозможно даже измерить. Конгресс даже не знает, о чем идет речь. Сегодня наш комитет по международным делам рассматривал один маленький вопрос — об отправке миллиарда долларов в Грузию. Был небольшой спор, хотя 25 членов комитета просто не пришли голосовать. Для меня это катастрофа — закачивать деньги в Грузию, провоцировать Россию, разжигать с нуля холодную войну! Но просто с бухгалтерской точки зрения – у нас нет миллиарда долларов. Что делать? Неужели опять занимать? Или просто напечатаем их?»
