Проигрывает ли Россия идеологическую войну с Западом?

Что не так с успехами России на фронте идеологической войны с Западом? Почему все наши призывы к здравому смыслу, соблюдению договоров и следованию историческим традициям не возымеют успеха? Почему Запад не тушуется, транслируя в мир откровенную ложь?

Россия в силу своей консервативной политической традиции делает ставку в своей внешней политике на структуры, организованные либо вертикальным, либо сетевым образом. Структуры интернациональные, где мы являемся естественным участником процессов внешнего контура (ООН, военные союзы), и собственные национальные, ориентированные на внешний контур (разведка, корпорации, спорт).

Ставка на структурность международных отношений прямо декларируется нашими дипломатами, которые справедливо считают, что нарушать базовые договорённости в рамках международных организаций и принципов ООН, как это делает Запад — нехорошо.

(Нет, товарищи русские, это хорошо, парирует Запад, потому что ещё хуже — это вмешательство русских хакеров в эстонские выборы. За Скрипаля и Украину ответите! Запад как бы перестал быть восприимчивым к логике и аргументам, загоняя дискурс в плоскость логического абсурда).

То же самое со ставкой на крупные бизнес-структуры, сильные госкорпорации, конкурентные в мире, — осознанная стратегия Путина с начала второго срока президентства, с правительства Михаила Фрадкова, когда пошла господдержка выводу российского крупного бизнеса, в первую очередь перерабатывающего (металлургия) и промышленного (машиностроение), на мировые рынки сбыта.

Ради этого между прочим были проявлены колоссальные усилия по возврату стратегических ресурсов под государственный контроль, когда состоялась первая ссора Путина с Западом и первые санкции по сфабрикованному западными спецслужбами «делу Магнитского».

От ставки на госкорпорации проистекает влияние корпоративных кланов (Роснефти, Росатома, Газпрома, Ростеха) на внутреннюю и внешнюю политику. Собственно, все партии, политические и социальные проекты в России, финансируются порознь и вскладчину госкорпорациями.

Известно, что усиление в последние годы роли во внутренней политике Росатома и Ростеха связно с тем, что их руководители посчитали расходование средств, которые они выделяли «на политику», неэффективным, и теперь показывают, как надо.

Запад бьёт эту нашу конструкцию санкциями и рестрикциями, добивая протекционизмом по дороге российских корпораций на внешние рынки. В этом направлении действия Запада предельно расчётливы. Тут надо заметить, что в значительном смысле санкции не приносят моральной победы Западу.

У России очень много симпатизантов, и даже в ряде стран Европы, не только мира, где этих симпатизантов больше, к власти пришли политики, которых смело можно назвать пророссийскими. Многие такие политики демонстративно ездят в Крым. Но моральная победа в ситуации экономического диктата США и Великобритании пока всего лишь компенсация за прямые экономические потери.

Битва за право существования «Северного потока-2» для России финальная и решающая для наших интересов как экономического игрока на западном направлении, так как все остальные проекты на этом направлении по сути проиграны. Даже Абрамович продает «Челси». Хорошо, что есть «Сила Сибири» — правильный маневр диверсификации сотрудничества в сторону Китая. Лучше уж поздно, чем никогда.

Но в целом сегодня из-за санкций нет никакой России в глобальной экономике. Нет никакого уважения и признания элит, так веривших в партнерский Запад. Нет никаких правил игры, в которых у российской элиты равные права. То, к чему годами стремились, оказалось обманом.

Российская экономика сейчас это внутренний рынок с ограниченным спросом. Всё, что могут госкорпорации, это воевать друг с другом за скудеющие ресурсы, а элиты — за право доступа к первому лицу.

Я не говорю, что эта стратегия была ошибочной. Она была правильной, но излишне романтичной, не подкрепленной планом Б. Она исходила из того, что Запад интегрирует российские корпорации в свой мир через кредитование российской же банковской системы. Мол, кредитор будет заинтересован в жизнеспособности и прибыльности кредитуемой экономики, и «даст и нам пожить».

Мы такие не одни. Точно так же мыслил и Китай, который выстроил свою систему взаимозависимости между долларом и вынесенными в Китай производственными мощностями Запада. Как только перед Западом замаячил призрак нового кризиса, он бросился спасать свои активы, а активы своих контрагентов стал списывать в пассив.

Впрочем Китай выдерживает эту войну. У него помимо плана Б есть и множество других линий обороны, включая собственный интернет. По новым американским пошлинам Китай ударил ослаблением курса юаня, и его экономика вновь конкурентоспособна.

Мы же только сейчас задумались о переходе на автономные режимы, на инструменты внутренней мобилизации. Заговорили об отказе от доллара, считая, что эти разговоры остановят новую волну санкций.

Не остановят. Разговоры более не спасут.

Единица культурной деформации

Теперь о настоящих проблемах, которые нам доставляет Запад. Они в той кажущейся мишуре прикрытия, которой нас атакует их пропаганда и ставит своей целью перекодирование нашей культуры и нивелировании ценностей консервативного, традиционного уклада.

Можно сколько угодно быть морально удовлетворенными от их методов идеологической борьбы, построенных на лжи и провокациях глобального масштаба, на вульгаризации международных отношений, на мошенничестве на уровне глав государств, но принимать всё это лишь как глупость или фатальную болезненность, своего рода признак скорого падения этой новой Вавилонской башни, неправильно.

Это такая эволюция, и с ней надо уметь обращаться.

Западный философ Ричард Докинз в книге «Эгоистичный ген» описал связь эволюции человека не только с «модификацией генов» (весьма спорное утверждение), но и в том числе с модификацией «культурных генов», которые Докинз назвал memes — мемами, единицами культурной информации, которые потребляет социум.

Глядя на современных детей, утонувших в мобильных телефонах, вот в эту культурную эволюцию человека веришь куда больше, чем в генную.

В опростованном обществе, в обществе комиксов и ярких, но неглубоких образов, в обществе недообразованном, а в случае со штатами вдоль границы с Мексикой, где электорат кроме испанского языка не знает другого, — американские политические элиты выработали особый язык политической дискуссии: мемический язык, трансляцию смыслов через лозунги, ярлыки и плакаты.

Американская политика, в том числе на уровне интеллектуальных дискуссий, стала выражаться в обмене с опоонентами и одновременно электоратом политически заряженными ярлыками и образами в доступной массам инфографической стилистике, многие из которых и живут-то день-другой, до следующей информационной агрессии.

В подобной стилистике, которая не погружает обывателя в суть проблем, победил в частности на выборах президента Дональд Трамп. Он не изобрел это оружие, он как раз нашел способ применить его против оппонента, за которым был весь арсенал масс-медиа.

Сам Трамп, как и любой представитель элиты, очевидно гораздо глубже, чем смыслы, которые транслирует через свой твиттер. Но такова современная политическая культура, такой «высокий стиль» американской политики. Это даже не популизм, а новый коммуникационный инструмент. По сути это кормление электората интеллектуальным фаст-фудом, упаковка смыслов в информационные брикеты, программирование каждого отдельного индивидуума и внушение определенных моделей поведения целым массам.

Один очень показательный пример этой войны кодов. Как-то Трамп употребил словосочетание shithole («вонючая дыра») в адрес стран, откуда в США прибывают беженцы. В ответ демократы заполонили страну мемом Shithole President, адресуя его Трампу, кодируя его смыслом, который он сам же и исторг на неком закрытом совещании.

Транспарант с мемом Shithole President украсил даже федеральное здание в Филадельфии, не говоря уже о выпушенных футболках, кружках и прочей агитационной продукции. Заметьте, речь не идёт о какой-то предвыборной кампании, речь идет об обыденном течении политического процесса в США.

Этот стиль основан на примитивизации политической полемики, на смутном понимании избирателями исторических и географических реалий («где у нас находится Афганистан, Кондолиза Райс?»), причинно-следственных связей и логики в действиях властей, манипулировании квазидостоверной информацией, жонглировании фейковыми новостями, использовании человеческих слабостях и заблуждений, на прерывистости восприятия человека «цифровой эпохи».

Ту же модель интерфейса в диалоге элит с плебсом Запад транслирует и в отношении России. Использует те же методы внушения, атакуя компактный («лежащий-как-на-ладони» в Facebook и Instagram) русскоязычный сегмент в интернет-среде.

А нам тут кажется, что они сошли с ума, и мы потешаемся над этим помешательством в круглосуточном режиме, обсуждаем глупости Запада в прайм-тайм на телеканалах, хохочем в формате телешоу. Тем самым, наверное, помогая этому балагану, не так ли?

Классическая российская наука, в данном случае социальная психиатрия, прекрасно знает, с чем мы имеем дело. Вот например выдержки из выступления Владимира Бехтерева в Императорской военно-медицинской академии, их дата — 18 декабря 1897 года. Больше века назад!

«B настоящую пору так много вообще говорят о физической заразе при посредстве contagium vivum, или физических микробов, что, на мой взгляд, не лишнее вспомнить и о contagium psychicum, приводящем к психической заразе, микробы которой, хотя и не видимы под микроскопом, но тем не менее, подобно настоящим физическим микробам, действуют везде и всюду и передаются через слова и жесты окружающих лиц, через книги, газеты и пр., словом — где бы мы ни находились, в окружающем нас обществе мы подвергаемся уже действию психических микробов и, следовательно, находимся в опасности быть психически зараженными.

Всякий обращавшийся с народом знает это хорошо по собственному опыту и знает цену логических убеждений, которые если и имеют иногда успех, то лишь временный, тогда как внушение или приказание здесь почти всегда действуют верно.

Не менее поучительные случаи мы имеем в массовых самоубийствах и в так называемых случаях наведенного помешательства.

В тех и других случаях дело идёт о действии внушения, благодаря которому и происходит зараза самоубийств, с одной стороны, и с другой — передача болезненных психических состояний от одного лица к другому.

Особенно благоприятными условиями для такой передачи являются господствующие в сознании многих лиц идеи одного и того же рода и одинаковые по характеру эффекты и настроения».

Знаем мы эту науку и по нацистской Германии, где жестами и «наведённым помешательством» фюрер народ на убой себя и на истребление других народов.

Если мы вспомним череду последних сетевых проектов в русскоязычном сегменте интернета, направленных как на взрослое население, так и на подростков, включая «школоту Навального», то это именно то, о чём говорит Бехтерев: о распространении в обществе «психических микробов», о серьезных операциях психологической войны — в современной среде соцсетей, где информация распространяется максимально быстро.

Родители детей, попавших под воздействие игры в «синего кита», наверное согласятся с тем, насколько эта угроза серьёзна. Задуматься должны и взрослые, ведящиеся на невинные сетевые забавы вроде «Не боюсь сказать»: когда им внушают необходимость признаваться в чем-то публично, несмотря на интимность личных переживаний.

В современном мире такое оружие стоит недорого. Идея, которая начинает жить сама и передаваться от одного сознания к другому, охватывая массы в считанные дни, перекодируя массовое сознание, по сути вообще ничего не стоит.

Атака на православную церковь Московского Патриархата на Украине — свежий пример такого перекодирования. Дело не в том, что «отнимают приходы» или «создают другую церковь». Там отнимают от России осознание незыблемости базовых вещей, травмируют цивилизацию, заставляют русских и украинцев думать в парадигме цивилизационной катастрофы.

Вообще всё, что сегодня происходит на Украине, не сводится к примерам вычурной пошлости и наглости в политических подходах со стороны пропойцы Порошенко. Украина по сути — территория смыслового террора в адрес русского мира.

«В свободном мире не должно быть монополии одной церкви», — кажется так декларирует Госдеп, поддерживая свободную Украину. Свободный мир это когда есть альтернатива Христу, да? Именно так прямо у них это и формулируется, и ничего, уже как бы и не бросается в глаза. Мы уже воспринимаем подобную агрессию как «технологию» и с пониманием разводим руками, ну, а что, мол, конкуренция…

Об ответе мы пока вообще не говорим. Потому что идею культурной, цивилизационной экспансии России в окружающий мир наши власти отвергают до сих пор как излишне романтичную. Как не до конца просчитанную, как излишнюю нагрузку на бюджет.

На уровне Совета Безопасности РФ подсчитано было несколько лет назад, что на системную поддержку российских культурных и социальных проектов в странах бывшего СССР и Восточной Европы требуется примерно 1 млрд долларов в год. Минфин (тогда им был А. Силуанов) отрезал — нельзя, эти романтические проекты приведут к всплеску инфляции.

Но именно культурная и цивилизационная активность русских смыслов помогла бы сегодня отодвинуть фронты подальше от физических и виртуальных границ русской цивилизации: куда-нибудь к Словении. Я не говорю об организации «вечеров русской классической музыки» и создании «пророссийских СМИ» в других странах, хотя и это бы не повредило.

Я говорю об адекватном ответе Западу на его стратегию экспансии через свои цивилизационные коды, «экспансию мемов». У меня, разумеется, нет готового рецепта, что делать в ответ на эти угрозы.

Но начать нужно прежде всего с понимания их сути. Возможно, нам не следует идти в русле чужой эволюции, не спешить с превращением нашего культурного гена в тот, которым инфицировал себя западный мир.

Иногда лучшее действие — это бездействие (или активное бездействие, которое может заключаться в отмене в нашем обществе среды социальных сетей). Возможно, что ведущие с нами «войну мемов» американцы наколотят шишек на самих себе и в какой момент выйдут на улицы с поднятыми руками, убеждённые в победе над самими собой русской агрессии? Как их загадочных знать, что с ними будет?

Понимая природу этого прекрасного нового мира, эволюцию человека к некой новой интеллектуальной форме и новым моделям поведения, наши элиты воспринимают этот новый мир как великое достижение цивилизации, как то, что мы должны срочно перекопировать и развить у себя, иначе проиграем в конкурентной борьбе. Отсюда — пафосный проект «цифровизации», вера в прорыв благодаря неким суперновым информационным технологиям.

Так ли необходимо тратить колоссальные ресурсы на превращение российского общества в аналог западного информационного стада? Так ли необходимо спешить с прогрессом любой ценой, за счет ограниченных ресурсов российского бюджета, отказавшись от других целей развития?

Есть например такая прекрасная цель развития как гармония, которая вовсе не отменяет научно-технический прогресс, но ставит во главу угла совсем другие ориентиры, например, жизнь человека, такое уже и забытое политиками целепогалание как счастье? Почему-то мы должны непременно «догнать и перегнать» несчастную и уставшую от цивилизационной гонки Америки?