Украина, невозможность переучреждения: федерализм или сепаратизм
Идея переучреждения украинской государственности, предложенная Путиным еще в 2014 году (в виде федерализации), а затем вмонтированная в Минские соглашения, в последнее время внезапно оказалась востребована киевскими политиками.
В украинском общественном сознании и в рамках украинской политической мысли федерализм все так же приравнивается к сепаратизму. В этом плане практически ничего не изменилось с 2014 года. Разве что сторонники федерализма, наученные горьким опытом немотивированных увольнений, бессудных тюремных заключений, избиений и убийств «активистами-патриотами» стали осторожнее, и тема практически ушла из публичной дискуссии.
Официальный Киев все так же не собирается выполнять Минские соглашения. Единственное, что изменилось: в Киеве прекратили скрывать свое нежелание и неспособность выполнить взятые на себя обязательства, Теперь открытым текстом предлагают отменить «Минск», но по своей инициативе из соглашений выходить не хотят, так как боятся потерять остатки германской поддержки, а значит и поддержки ЕС.
Тем не менее, в Киеве все активнее говорят, в том числе и на официальном уровне, о необходимости привести Конституцию в соответствие с реальным положением дел. Набирает популярность идея отказаться от Донбасса (в некоторых вариантах и от Крыма), чтобы прекратить войну, консолидировать нацию, отрезав наиболее пророссийские регионы, и попытаться восстановить внутреннюю стабильность.
В свою очередь, Донбасс, несмотря на три года войны, все еще не отказывается от возможности конфедерации с Украиной. А остальные регионы, прикрываясь эвфемизмом «децентрализации» настаивают на конституционном закреплении за ними практически федеративного статуса, уже де факто достигнутого квази территориальными образованиями (не совпадающими с границами областей) с центрами в Харькове, Одессе, Днепропетровске, Ужгороде и Львове.
Казалось бы, можно не обращать внимания на мелкие неувязки (отрицание федерализации в рамках «Минска» и популярность идеи федерализации как децентрализации) и радоваться наступающему политическому протрезвлению, которое должно дать возможность завершить войну и начать восстановление государственности. Можно было бы, если бы это было реализуемо.
На украинской почве это не растет
Проблема, однако, в том, то ни один проект реставрации уничтоженной в феврале 2014 года украинской государственности уже не работает. В этом отношении в равно незавидном положении находятся и «голуби» в нынешней власти, ратующие за «мир в обмен на землю». И их коллеги-«ястребы», все еще лелеющие несбыточные мечты о вооруженном возвращении Донбасса и даже Крыма. И бывшие регионалы, рассосавшиеся по многочисленным левым и умеренным партийным проектам в ожидании, когда народ устанет от идиотизма текущего правления и позовет их, чтобы «сделать как раньше». И эмиграция, ждущая военно-политического краха режима под напором донбасских корпусов и внутреннего восстания, после которого можно будет реализовать проект новой Украины. А таких проектов у эмиграции миллион: от ресоветизации до возвращения к мягкой версии кучмовского национализма и многовекторности.
Почему я утверждаю, что такие разные и такие хорошие проекты, каждый из которых имеет свой аналог в истории других стран и народов, абсолютно нереализуемы на современной украинской почве?
По той же причине, по которой не состоялось украинское государство в 1917-1920 годах. В предложенном виде оно оказалось никому не нужным, а реалистичные проекты государственности не смогли родиться, задавленные опереточным национализмом.
Смешно слышать, что украинскую независимость уничтожили большевики. Не только потому, что за время советской власти УССР пережила две принудительные украинизации, куда более успешные, чем все, что смогла предложить независимая Украина после 1991 года. Смешно потому, что маленькие эстонцы, литовцы и латыши смогли отбиться и от российских большевиков, и от собственных красных, и от белых сторонников единой-неделимой, а огромная Украина, имевшая в 1917 году только украинизированных воинских частей старой армии численностью до 2 миллионов человек (большевики на такую численность армии только к концу 1919 года вышли), вдруг не смогла.
На самом деле частью населения (горожанами) независимая Украина рассматривалась, как альтернативное (большевикам) русское государство, а частью (крестьянством), как свобода от любого государства. Отсюда феномен Махно и еще десятка батек и атаманов, ненамного меньшего калибра, защищавших свои вотчины и от красных, и от белых, и от интервентов.
Ни интеллигентский проект Грушевского-Винниченко, строивших страну для местечковых (неконкурентоспособных) деятелей науки и культуры, ни опереточная квази-монархия Скоропадского (пытавшаяся под сенью шароварщины сохранить помещичье землевладение), ни тем более военная диктатура Петлюры (созданная для удовлетворения его личных амбиций) широкие массы не вдохновляли. Поэтому и разбегались по домам и бандам «украинские войска» всех наборов. Поэтому успела повоевать и за красных, и за белых, и даже немного за Украину наиболее идеологически мотивированная Украинская галицкая армия.
Государство-нация вместо государства граждан
Аналогичным образом современная Украина была интересна большинству своего населения как альтернативная Россия. В более компактном, богатом, густонаселенном государстве казалось проще навести порядок после разброда и шатания начала 90-х. Относительное благополучие первого десятилетия украинской государственности, на фоне сотрясавших практически все постсоветское пространство открытых или латентных гражданских войн, подтверждало эти надежды.
Однако уклон в национальное строительство, когда идея государства граждан, проводящего прагматичную внешнюю и внутреннюю политику, уступила идее государства-нации, с предельно идеологизированной политикой, базирующейся на пещерной русофобии, сломал намечавшийся внутриполитический консенсус.
Вместе с ним погибла и поддержка украинской государственности широкими общественными слоями.
Общественная дискуссия 2000-х годов, вылившаяся в конечном итоге в гражданскую войну, вращалась вокруг одного вопроса: в ком лучше раствориться, в России или в ЕС? Причем значительная часть граждан Украины из числа «евроинтеграторов» вообще планировала решать эту проблему в индивидуальном порядке.
Понятно, что человеку, мечтающему навсегда перебраться в Италию, Польшу или Португалию, Украина в принципе не нужна. Русофильская же часть населения к этому времени убедилась в большей адекватности российских политиков, сумевших вытащить свою страну из страшного кризиса. После того, как Россия обогнала Украину по уровню жизни и по экономической мощи, проект альтернативного русского государства тоже стал неактуален.
Таким образом, уже к средине 2000-х годов (к первому Майдану) Украина существовала исключительно как предмет международного консенсуса. Данную территорию просто никто не мог освоить и переварить. На фоне более актуальных задач глобальной политики на Украину элементарно не хватало ресурсов.
Украина как обременение
Предпринятая в период между 2002 и 2014 годом попытка Запада установить единоличный контроль над Украиной нарушила хрупкий внешнеполитический баланс, обеспечивающий украинскую независимость.
В случае, если бы западное действие встретило со стороны России противоположно направленное и равное по силе противодействие, Украина сохраняла бы неплохой шанс уцелеть. Давление со стороны Запада и России компенсировали бы друг друга. Но Россия ответила непрямо, ассиметрично. В результате неуклюжая, внутренне аморфная конструкция украинской государственности полностью повисла на Западе. При этом значительная часть прозападно настроенного населения Украины не могла служить внутренней опорой для западной политики, поскольку мечтала поскорее бросить свою страну и перебраться в Европу.
Киев моментально стал для Запада обременением. Он не только не связал ресурсы России, он начал связывать западные ресурсы. Избавиться от этого обременения можно было бы «продав» его России в рамках геополитического торга, но Москва не проявила заинтересованность в принятии Украины на свой баланс – дорого, и есть более актуальные проблемы.
Рекомендация Путина образца 2014 года об учреждении федеративной украинской государственности, по сути, была последним способом спасти Украину как геополитическую реальность.
Все ресурсы заканчиваются
В условиях прекращения действия внешнеполитических факторов, сохранявших украинскую государственность, было необходимо перезапустить внутриполитические. Федерализация раскрепощала региональные ресурсы, снимала противоречия между западом и востоком страны, делала народ заинтересованным создателем собственной судьбы. Поскольку же, как было сказано выше, никто не собирался полностью поглощать Украину, то все внутриполитические силы вынужденно работали бы на укрепление государственности в рамках максимальной прагматизации внутренней и внешней политики. Сейчас такую политику, с целью спасения молдавской государственности, пытается реализовать президент Игорь Додон.
Однако на Украине, после трех лет войны, спасительный рецепт федерализации прекращает работать. И не потому, что запад и восток не смогут переступить через пролитую кровь. Во всех странах и во все века спокойно переступали, и после самых кровопролитных гражданских конфликтов, по сравнению с которыми украинский – детская возня в песочнице, продолжали жить вместе.
Просто война и абсолютно неадекватная внешняя и внутренняя политика исчерпали остатки экономического ресурса поддержания украинской государственности. Не случайно страну за три года покинули около 10 миллионов человек. Свыше пяти миллионов работают в России (из них миллион решает проблему постоянного пребывания, а около 200 тысяч уже получили гражданство). Полтора миллиона постоянно работает в Польше, а за «картой поляка» на Западной Украине встраиваются очереди.
Это люди, которых украинский экономический ландшафт уже не может прокормить. И таких становится все больше.
На Украине остаются силовики, бюрократы и пенсионеры. Эти социальные группы не могут содержать государство, наоборот, они находятся на содержании государства.
Время безнадежно упущено, и сейчас любые реформы, любое конституционное устройство Украины упрется в вопрос: где взять ресурсы для выполнения государством своих функций? Внутри страны такой ресурс отсутствует, и воссоздать его можно только за счет продолжительной (не менее двух пятилеток) и всеобъемлющей (кредиты, технологии, рынки и даже кадры управленцев) внешней поддержке.
Но и извне никто не готов предложить «план Маршалла» для Украины. В условиях охватившего мир системного кризиса у всех свои проблемы, и лишних ресурсов нет.
Поэтому сейчас речь идет не о том, удастся ли Украине вернуть какие-то территории или придется отказаться от них, и даже не о вариантах стабилизации внутриполитической ситуации. Вопрос состоит только в сроках и форме прекращения агонии. Можно быстро и кроваво, можно подольше и почти бескровно, но вслед за деиндустриализацией депопуляция и десоциализация становятся неизбежны, как смена дня и ночи.
