Бабетта идёт на войну

Любое государство, как и любой человек обладает свободой выбора. Но только до определённого момента. Именно поэтому мы часто говорим об окне возможностей, которое открывается и закрывается. После того, как выбор сделан возвращение в исходную точку (и смена сделанного выбора на альтернативный вариант) обычно становится невозможным. Однако точно также и не сделанный выбор, по истечении определённого промежутка времени (в течение которого окно возможностей закрывается) переводит систему в новое состояние, не предполагающее возможности переигровки.

Чем ограниченнее ресурсы системы, тем уже её пространство для манёвра. При доминировании процесса нарастания ресурсной недостаточности, пространство возможных решений быстро сокращается, сжимаясь в итоге в точку. В этот момент система лишается возможности выбора. Её судьба становится предопределённой, а коллапс неизбежным. С этого момента принимаемые решения влияют только на фактор времени, ускоряя или замедляя процесс аннигиляции системы, но не отменяя его.

Система под названием Украина свою точку бифуркации прошла в период между 20 февраля 2014 года (к вечеру этого дня режим Януковича сдал Киев путчистам) и началом мая того же года, кода провозглашённая 14 апреля АТО вошла в стадию прямых вооружённых столкновений. С этого момента киевский режим (вначале госпреступников Турчинова, а затем Порошенко) утратил контроль над ходом событий и начал разворачиваться стандартный сценарий гражданской войны.

Не Одесса и не Мариуполь ознаменовали невозможность возврата. Эти трагические события власть ещё имела возможность объявить досадными эксцессами – убийства совершались боевиками. Теоретически власть имела возможность использовать одесские и мариупольские убийства, как повод для применения силы против нацистских боевиков майдана и поддерживавшего их криминального маргиналитета. Ликвидировав же радикальный правый фланг майдана можно было начинать диалог с Донбассом, формировать правительство национального компромисса и начинать длительный процесс политической стабилизации и экономического восстановления.

Не скажу, что этот подход было бы легко осуществить. Вполне возможно и даже более чем вероятно, что расколовшие общество и разрывавшие Украину противоречия не позволили бы реализовать попытку национального примирения, перезапустив кровавый сценарий. Но сама возможность мирного выхода из кризиса и сохранения государственности существовала. Более того, даже перезапущенный кровавый сценарий развивался бы уже по совершенно иной схеме, в рамках которой Украина должна была бы прекратить своё существование уже к концу 2014 года. Интенсивность противостояния была бы выше, коллапс государственности оказался бы практически моментальным, а жертв и разрушений было бы меньше.

Однако личные особенности политиков, оказавшихся у власти в результате февральского вооружённого переворота предопределили их выбор в пользу силового подавления оппонентов. Как только в игру вступила армия, как только военные начали убивать гражданских, как только против городов Донбасса стала использоваться артиллерия и авиация, путь назад режиму оказался отрезан. Его политическая и военная верхушка тут же оказались военными преступниками, совершившими также преступления против человечности. Эти преступления не имеют срока давности, преследование за них экстерриториально, никакие амнистии и никакие политические договорённости не гарантируют вас от возможности получить свой пожизненный срок даже лет через 20 после формального урегулирования. Причём (как это было с Пиночетом) жертвы преступлений могут обратиться в суд той страны, которая никаких гарантий никому не давала.

Таким образом, только сохранение власти гарантировало украинским путчистам жизнь и свободу. При этом удержать власть в условиях нормальной работы демократических механизмов они не могли. Курс на силовое правление с постоянно усиливающейся террористической компонентой был предопределён. Следовательно предопределено было и постепенной усиление нацистских формирований, как фактора украинской политики. Системные политические силы должны были достаточно быстро очистить пространство для нацистов.

Переговоры в нормандском формате и последовавшие за ними минские соглашения подморозили ситуацию – замедлили, но не остановили идущие процессы. Украина стала гнить и разрушаться несколько медленнее, но последствия для населения должны были стать, и уже становятся, значительно более катастрофичными.

Не уверен, что Ангела Меркель действительно так наивна, как желает казаться, когда делает вид, что искренне верила в способность Порошенко выполнить минские договорённости. По крайней мере немецкая дипломатия в ходе переговоров постоянно исходила именно из неспособности Украины реализовать условия Минска, на чём и базировали свои требования к России об уступках.

В Москве же совершенно точно относились к Минску именно как к средству замедлить неизбежный процесс распада Украины, с тем, чтобы если уж не полностью избежать ущерба от него, то свести потери к минимуму. В противном случае у России не было бы необходимости игнорировать постоянные массовые нарушения минских соглашений украинской стороной, которая буквально с момента подписания открыто заявила, что не собирается их выполнять.

Как уже было сказано выше, минская подморозка замедлила, но не отменила процесс деградации украинской государственности, которая развивалась по четырём основным направлениям:

1. Уничтожение национальной экономики.
2. Распад и деградация политических и административных государственных структур, хаотизация системы.
3. Утрата международной правосубъектности.
4. Дестабилизация и разрушение социальной сферы.

К настоящему моменту все эти составляющие процесса деградации государственности достигли логического завершения. Последние социологические исследования группы рейтинг, свидетельствующие, что внезапно 85% граждан Украины увидели, что их страна находится в состоянии хаоса, а 75% заметили даже распад – первый показатель того, что пространство возможных решений сжалось в точку.

Вторым показателем является всеобщая уверенность в необходимости смены власти. Народ рассуждает о необходимости «третьего майдана» (и даже ждёт его начала), системные политики требуют досрочных парламентских (а теперь уже и президентских) выборов, нацисты пока успешно оказывают давление на власть, которая принимает и легализует своими решениями все их инициативы, но при этом постоянно заявляют о готовности (и желании) убрать Порошенко (а с ним и остатки системной политической элиты, окопавшиеся в Раде) силовым путём.

Третьим показателем является массовое принятие законов, более жёстких, чем те, которые проголосовала Рада 22-23 февраля 2014 года и которые послужили причиной и поводом ухода Крыма и начала гражданской войны (при том, что так и не вступили в законную силу). Нынешние законы (уже принятые) и законопроекты (которые несомненно будут приняты) идут куда дальше. Достаточно вспомнить, что председатель СБУ Грицак предложил ввести уголовную ответственность за выражение сомнений в существовании на Украине свободы слова.

То есть, власть утратила легитимность в глазах народа, потеряла возможность сохранения демократического фасада и вынуждена переходить к прямому террористическому правлению, что резко подняло политический вес, как нацистских боевиков, объединённых в батальоны и полки нацгвардии и ВС Украины, так высокопоставленных и политических радикалов (Турчинов, Аваков, Парубий). Они всё больше становятся на Украине реальной властью, а Порошенко превращается в фасадную политическую фигуру, которую пока терпят, но это не надолго.

Для того, чтобы быстро, окончательно и бесповоротно похоронить надежды системных политиков на сохранение видимости демократической процедуры в виде выборов, радикалам нужна война. Порошенко тоже мог бы попытаться извлечь выгоду из интенсификации боевых действий, но он на это неспособен – слишком рискованный шаг. Поэтому в последние недели Турчинов и его окружение постоянно заявляют то о необходимости «взять Москву», то о скором решении донбасского вопроса «хорватским путём», то о необходимости заменить исчерпавшую себя АТО чем-то «более адекватным ситуации» (для чего принять новый закон).

В свою очередь Порошенко и его тающее окружение дают понять, что не поддерживают пересмотр формата АТО, а также намекают на скорую встречу с Трампом, в ходе которой Украина должна получить «мощную поддержку». Не имея внутреннего ресурса для противостояния радикалам, Порошенко пытается убедить их, что его продолжает поддерживать Запад. Впрочем, они не верят.

Как видим, дело вновь идёт к войне. Маловероятно, что при самом благоприятном для себя исходе внутренней борьбы Турчинов, Парубий и компания сразу же объявят войну России. Скорее вначале попытаются активизировать войну в Донбассе, заменив АТО на другой формат, предполагающий более активное участие армии. Впрочем, если успеют, то войну России они объявят чуть позже.

В свою очередь, война на фоне анонсированного двукратного роста коммунальных платежей, при том, что 60% населения уже не платит, окончательно добьёт внутреннюю социальную стабильность, потребует усиления репрессивных мер в тылу сражающейся армии и, стимулирует дальнейший распад Украины на независимые и полунезависимые территории.

Украинская трагедия вступает в последнюю, наиболее продолжительную фазу. Вопрос заключается в том, что должна делать Россия, чтобы купировать последствия украинского коллапса? Ответ на него зависит от того, какая задача представляется руководству страны приоритетной.

Очевидно, что если бы речь шла о защите на Украине этнических русских, а также её русскокультурных жителей (тех же этнических русских, но считающихся украинцами), то активные действия были бы предприняты уже давно. Точно также уже поздно спасать украинскую экономику. В ЕАЭС практически нечего интегрировать, кроме разорённой территории и трёх десятков миллионов нищего населения, из которых миллионов 15 относятся к России враждебно и интегрироваться хотят в Европу.

Лежащей на поверхности приоритетной задачей России является закрытие своих границ от соприкосновения с радикальными бандами, а также создание антимигрантского буфера, который будет способен остановить миллионы нелегалов, бегущих в Россию от украинской разрухи и произвола. Обе задачи было бы неплохо решить к началу 2018 года – оставшийся у Украины запас прочности очень невелик.

Такой буфер может быть создан за счёт расширения территорий ДНР/ЛНР до границ областей, а также создания ещё одной (Харьковской), максимум двух (и Запорожская) народных республик. В дальнейшем республики было бы целесообразно слить в конфедерацию Восточной Украины (или Новороссию) с центром в Харькове (первая столица Украины, университетский и промышленный город, к тому же его управленческие структуры сохранены Кернесом в рабочем состоянии).

Кроме практической задачи прикрытия границы подобная конфедерация, а на первом плане конгломерат народных республик, может выступать в качестве одного из субъектов переговоров о будущем страны. Переговоры она может вести как с другими субъектами распавшейся Украины, так и в рамках международных форматов (хотя бы в том же статусе, что ДНР/ЛНР в Минске).

Следует отметить, что механизм приграничного буфера достаточно гибок и пластичен, а его функционал ограничен только воображением пользователя. В частности он позволяет подвесить вопрос о дальнейшей судьбе украинских земель до лучших времён. В то же время, данная конфедерация может быть расширена за счёт присоединения новых бывших украинских территорий, а в случае возникновения необходимости ничто не мешает оперативно интегрировать её (или любую её конфедеративную часть) в Россию.

Первоначально небольшие территория и население конфедерации серьёзно снизят издержки России на поддержание её жизнеспособности. В дальнейшем, на её базе может быть отработан механизм создания новой экономики, вместо уничтоженной, а на следующем этапе уже бюджет конфедерации должен будет полностью или частично оплачивать реновацию вновь присоединяемых территорий, если таковые будут.

Безусловно, вариант с буфером не идеален, но любые другие (даже вариант ничего не делать – просто смотреть) оказываются более затратными финансово и рискованными политически.